Silver Mew

Мы не видели Маринку почти две недели, хотя кучу раз звонили и звали к нам, но им с Дэном всё было некогда. Мы даже хотели сходить на новую заброшку, которую отыскал Радик, но Маринка сказала – никак, они с Дэном заняты, у них, видите ли, какая-то там вечеринка с какими-то там Дэновыми друзьями. Ну и без Маринки мы, конечно, никуда не пошли.( Collapse )

В конце сентября пропала старая Клара, у которой мы с Галиной и Сонечкой снимали комнаты. Ну, как пропала: сказала нам, что её какое-то время не будет, просила по очереди дежурить в её цветочной лавке, как следует ухаживать за цветами, кормить кошку, дневную выручку складывать в ящик стола, оттуда же брать деньги, сколько понадобится, в общем, вести дела. Ничего из ряда вон выходящего в этом не было, Клара и раньше исчезала на неделю, на две, оставляя лавку на нас, мы к этому привыкли. Забота о лавке была нетрудной, мы с Галиной работали из дома, Сонечка ещё только училась, в общем, сменяя друг друга, мы нормально всё успевали.( Collapse )

В первый раз это случилось, когда мне было два года. Я помню всё в мельчайших подробностях: помню, как сидела за столом и ела кашу из миски, миска была жестяная, а ложка деревянная, изгрызенная моими режущимися зубами.
– Ветер, – сказала я, бросила ложку и разревелась.
Меня бросились утешать, но я не могла объяснить, что так сильно расстроило и напугало меня, только твердила:
– Ветер, мама! – и продолжала рыдать.
Я плакала до тех пор, пока от сквозняка с треском не распахнулось окно, и горшок, стоявший на этом окне, от удара ставни свалился на пол и разбился вдребезги.
Мне не было страшно ветра, и не было жаль разбитого горшка. Я перепугалась того чувства, которое нахлынуло на меня, и которое двухлетний ребёнок не умел описать.
Позже я узнала, что у этого чувства есть имя: неотвратимость.( Collapse )

Это было хорошее место, оно подходило как нельзя лучше, столько огней, да притом именно такие, как я люблю: белые и золотые вперемешку, мигают, переливаются, бегают дрожащей цепочкой друг за другом!
Покружил сверху, осмотрелся – никого, никого! Слетел, упал, уцепился когтями – всё тихо, всё спокойно, никто не высунулся, не запел, подавая сигнал, что успел занять тёплое местечко для гнезда, значит, моё, моё!( Collapse )

Да что рассказывать, всё как-то само собой получилось. Никто не верил, на самом деле. Никто же по правде не верит в такие вещи: в чёрную руку, в гроб на колёсиках, привидения там всякие.
Не помню, кто предложил спуститься в подвал, Витька, вроде бы.( Collapse )

По лестнице она спускается медленно, осторожно, цепко держась за перила. Ей трудно держать равновесие, на одну ступеньку приходится тратить по два шага. ( Collapse )

– Вот же зараза! – с некоторым даже восхищением произносит Клавдия Петровна, разглядывая изорванные в клочья шерстяные нитки.
– Прости, Клав, не углядела, – говорит Вера Васильевна виновато. – Давным-давно у меня Матвей ничего когтями не драл, а тут, видать, не устоял, ах ты ж, морда бесстыжая, погляди на него, сидит, словно он тут вовсе и ни при чём!( Collapse )

Здесь совсем темно, я ничего не вижу, не могу разглядеть даже собственных пальцев, когда подношу руку к лицу, чтобы вытереть слёзы.
Не успеваю я додумать эту мысль до конца, как становится светлее. Лежащий рядом со мной свёрток, закутанный в несколько слоев полотна, разгорается ровным, голубоватым сиянием, словно там, внутри, внезапно вспыхнул огонь.
Не надо, шепчу я, слышишь? Перестань, всё в порядке, это даже хорошо, что здесь нет света, так и должно быть, всё в порядке.
В темноте мне будет легче сделать то, что нужно.( Collapse )